Олег Гуцуляк: Паниония как прототип платоновой Атлантиды

Сохранилась легенда о том, как статуя (bretas) Мелькарта (Геракла) приплыла на плоту из Тира в Эрифры (Эритры, Erythrae, Erythrai) (Павсаний, «Описание Эллады» VII 5, 5-7), город на побережье Малой Азии (современнная турецкая деревня Илдири) – в 22 км к северо-востоку от порта Кисс (современное название Чешме), на небольшом полуострове на равном расстоянии от гор Мимант и Корик, прямо напротив острова Хиос. Неоднократно город разрушался мощными землетрясениями, оползнями и бурными ливнями.

Эрифры, известные своим вином, козами, древесиной и жерновами, а также пророчествами, были колонией критян, карийцев и пафлагонцев, выведеных с Крита (Павсаний, «Описание Эллады» VII 3, 7) под руководством Эрифра (Эритра; «Красного») Архагета, сына Радаманта, брата Миноса. В более поздний период в город пришел иониец Кноп (Клеоп), сын афинского царя Кодра, из-за чего город иногда называют Кнопополь (Страбон, «География», 14, 633). Известен Гиппий Эритрейский – греческий историк, автор утерянной «Истории Эритр», единственный фрагмент из которой сохранился в «Пире мудрецов» Афинея. Эрифры считаются родиной двух пророчиц, одна из которых Сибилла, другая, Афинаида, жила во времена Александра Македонского. Когда Александр вернулся в Мемфис в апреле 331 г. до н.э., посланники из Греции ждали его, сказав, что оракулы в Эрифрах, которые молчали в течение длительного времени, вдруг заговорили и подтвердили, что Александр был сыном Зевса. Одна из сибилл по имени Иерофила была родом из Халдеи (южной Вавилонии) и являлась дочерью небезызвестного жреца Беросса, автора «Халдейской истории». Аполлодор Эритрейский упоминает о Сибилле, которая пророчествовала о грядущей троянской войне и падении Трои.
В городе было два весьма древних храма – храм Афины Полиады и храм Геракла, в котором находилась обладавшая чудесными свойствами статуя бога-героя (!).

Город Эрифры принадлежал к Ионическому (Ионийскому) союзу 12-ти городов (изначально 10: Милет, Миунт, Приена, Ефес, Колофон, Лебед, Теос, Клазомены, Фокея, Эрифры, позднее – острова Самос и Хиос за заслуги в борьбе с туземными карийцами и абантами, а тринадцатым городом союза стала эолииская Смирна после завоевания ее колофонянами), патроном которого считался Посейдон. В его честь члены союза совершали Панионии (Πανιώνια, Panionia «Всеионийские») – великие национальные собрания ионян, которые происходили на находящемся напротив острова Самос мысе с горой Микале (греч. Μυκάλη, Mykale, тур. Дилек Даг; собственно, на северном склоне, на вершине нынешнего холма Otomatik Tepe (750 м), где обнаружен в 2004 г. обнесенный каменной стеной теменос с жертвенником Посейдону), в трех стадиях над морем, если плыть в сторону Эфеса, к северу от устья реки Меандр, недалеко (15 км, 9 миль) от города Приены, между Эфесом и Милетом (Геродот, «История», I, 148; Страбон, «География», 14, 1, 20). Здесь было панионийское святилище Посейдона Геликонского, от города Гелика в южной Греции (Гомер, «Илиада», VIII, 200-204), где изначально находился храм ионийцев, и также почитался Посейдон и в Беотии на горе Геликоне неподалеку от Коринфского залива и в гомеровском гимне он назван «владыкой Геликона». Такие мысы с местом культа Посейдона в античной традиции назывались Посидий (греч. Ποσείδιον, Poseidion лат. Posidium «Посейдонов»).

К храму стекались громадные массы народа в месяце посидеон (декабрь-январь). Главной частью праздника было жертвоприношение, исполнителем которого являлся особо назначавшийся на этот случай молодой приенец, с титулом βασίλεύς (basileus, «царь», крит. qa-si-reu). «… Страбон рассказывает, что жрецами культа Посейдона Гели­ кония в Панионии были жители Приены, ближайшего к Панио­ нию ионийского поселения. Из их числа выбирался юноша, на­ блюдавший за исполнением священных обрядов. Одним из таких обрядов было мычание приносимого в жертву быка: оно означало благоприятное предзнаменование (VIII, 7,2). Об этом предсмертном стоне быка, приносимом юношами в жертву По­сейдону Геликонскому, упоминает Гомер (Il., ХХ, 403-405): Он, испуская свой дух, застонал, как вол темночелый Стонет, кругом алтаря геликийского мощного бога Юношей силой влекомый, и бог Посейдон веселится ... (Пер. Н. И. Гнедича)» [Лаптева М.Ю. У истоков древнегреческой цивилизации : Иония ХI-VI вв. до н. э. – СПб.: ИЦ «Гуманитарная Академия», 2009.  – С.112].
Помимо религиозных целей, население собиралось сюда для обсуждения политических вопросов и принятия решений накануне серьезных опасностей.
Впоследствии возник новый религиозный центр ионян в Ефесе после Ионийского вос­стания против персов в 500-494 гг. до н.э., во время которого еще происходили сове­щания в Панионии. Страбон сообщает, что эфесские феоры просили у жителей Гелики с их «материнским» для панионийского храма храмом Посейдона деревянную статую бога или хотя бы модель храма (Страбон, «География», VIII, 7, 2). Но это не помешало Паниониям удерживать свое религиозно-политическое значение и продолжать Панинонийские священнодействия и игры во времена Александра Македонского и владычества Рима.
Считается, что сам Ионийский союз Посейдона учредил Нелей (Павсаний, «Описание Эллады» VII 2; Страбон, «География», 14, 633), сын Кодра, последнего афинского царя, и Нелей был в восьмом поколении потомком предыдущего Нелея, сына Посейдона и финикийской нимфы Тиро (дочери Салмонея), царя Пилоса в Мессении, с которым враждовал Геракл. Будучи изгнан своим братом Медоном, Нелей Кодрид удалился в Ионию и «переосновал» там Милет, перебив мужчин-милетян и женившись на их дочерях. Считается, что этими древними милетянами были хетто-лувийцы (карийцы и лелеги): упоминаемым в хеттских клинописях городам Millawanda и Apasa и регионам Karkisha  и A-swi-ja соответствуют Милет, Эфес, Кария и Азия, а позже Милет, Микале и Меандр упоминаются в связи с карийцами, союзниками Трои (Гомер, «Илиада», 2, 498). Вероятно, что символически Посейдон прибывших ионийцев «официально» вступил в брак с местной богиней-«нимфой», олицетворяющей плодородие… Кстати, аналогично поступили ионийцы как в Эфесе, когда ойкист Андрокл, сын Кодра, изгнав лелегов и лидийцев, «переучредил» святилище Артемиды на месте святилища аналотийской Матери богов (Павсаний, «Описание Эллады», VII, 2, 7), так и в Милете, где ойкист Нелей «переосновал» святилище и оракул Аполлона Филесия в местечке Дидимы на месте предыдущего храма. Таким образом, можно предположить что Нелей лишь «переучредил» и сами «Панионии», т.е. ранее свершавшиеся жителями этого региона – карийцами и лелегами (хетто-лувийцами) – особенные всеобщие священные фестивали в честь богини, эквивалента греческой Геры. На месте храма Матери богов Нелей сооружает храм Гере – Герайон, впервые в истории греческой архитектуры обнеся его символизирующим процессию нимф богини деревянным портиком (заменены в последствии колоннами с барельефами), предвосхищая наружные колоннады будущих греческих периптеральных храмов. Вначале проходили праздненства под эгидой догреческого Самоса (родины Геры, поэтому его эпитет Parthenia – «Девичий»), что дало впоследствии основание самосцам претендовать на противолежащие к острову на материке священные холмы Микале.
В гимне «К Делосу» Каллимаха (310-235 гг. до н.э.) рассказывается, что когда Делос был сошедшим с небес «блуждающим островом» Астерия, он посещал различные места в Эгейском море, в том числе находящиеся радом  острова Хиос и Партения (Самос) и некое «царство Анкея», где развлекался с некими «микалийскими (Mycalessos) нимфами» (Каллимах, «К Делосу», 48-50). Именно царь лелегов Анкей был сыном Посейдона и Астипалеи (Астифалии; эпоним острова Астипалея; Павсаний, «Описание Эллады» VII 4, 1; Гигин, «Мифы 157»), дочери Феникса (!), основателя Финикии; но также Анкей славился как кормчий (!) среди аргонавтов (Аполлоний Родосский, «Аргонавтика» I 185-187; Гигин, «Мифы» 14). Сыном Анкея и дочери бога реки Меандр Самии и был эпоним острова Самос. Якобы Анкей насмехался над прорицателем, споря, что выпьет вино из чаши, которую держал в руках, однако, не выпив вина, отправился на охоту, где был убит вепрем (Ликофрон, «Александра, или Кассандра» 491 и комм.; Аристотель по схолиям к Аполлонию Родосскому. Аргонавтика I 188 // Комментарий Д. О. Торшилова в кн.: Гигин. Мифы. – СПб, 2000. – С.31). Его потомком была Пифаида, мать Пифагора (Порфирий, «Жизнь Пифагора» 2, из Аполлония). Собственно эпонимом лелегов считался сын Посейдона и Ливии Лелег, царь Мегары (Павсаний, «Описание Эллады» I, 39, 6; I, 44, 3), среди внучек (правнучек) которого упоминается Мекионика.
Возможно, что всеобщее ионийское (Панионийское) собрание в честь Посейдона Геликонского на мысе Микале было переосмыслено со всеобщего лелегского собрания (Микалейского, где хетт. mekkies «много» + хетт.-лув. lulahi «западные новоанатолийцы – карийцы и лелеги; варвары»). Лелеги (Λέλεγες, Leleges) жили также и в восточной Беотии (на север от Аттики) и там же мы встречаем аналогичный топоним Mycalessos (Фукидид, «История» VII 29-30) возле современного Rhitsona, где, по преданию, Кадм принес в жертву овец по пути в беотийские Фивы… Возможно, что ионийцы осуществили свой исход из Пелопоннеса в Малую Азию тем же путем, которым ушли перед этим изгнанные ахейцами лелеги.

Лелегов, в отличие от малоазиатских (материковых) карийцев, считают представителями Кикладской цивилизации раннего бронзового века (3500-1400 гг. до н.э.) на островах Киклады (своё имя острова Киклады получили потому, что они образуют кольцо, по-гречески «киклос» – «окружность»  вокруг священного острова Делос; соседние острова Спорады – «Рассеянные (за этой окружностью)»). Кикладские острова с времен неолита (VII-VI тыс. до н.э.) были известны всему Средиземноморью в первую очередь за счет месторождений мрамора (Наксос, Парос), обсидиана (Мелос), красного глинистого железняка (Кеос), наждака (Наксос), широко использовавшегося в обработке драгоценных и не очень камней. Отличительной особенностью Кикладской цивилизации являются мраморные статуи и статуэтки с запрокинутыми головами, изображающие воинов, музыкантов, женщин с детьми. [Андреев Ю. В. Человек и божество в кикладском искусстве эпохи ранней бронзы // Человек и общество в античном мире. – М., 1998.– С. 269-278]. Город Акротири на острове Фере, впоследствии погребенный под толстым слоем вулканического пепла, превосходно сохранился, что позволяет нам реконструировать убедительную картину жизни кикладского общества XVI в. до н.э. Например, на стенной росписи Западного дома этого города изображена гавань и флотилия.

«… Судоходство и торговля были занятиями первостепенной важности. Находки на острове предметов из других стран, близких и далеких (с Крита, из материковой Греции, Египта, Палестины, Западного Средиземноморья), свидетельствуют о контактах и торговом обмене с этими регионами. Морские сцены на стенной росписи иллюстрируют эти контакты и содержат много информации о типах судов, их конструкции, снаряжении, силах, при-водящих их в движение, и т.н» [Думас К. Кикладская цивлизация бронзового века в Эгеиде // Вестник древней истории. – 1992. – No 2. – С.143-153. – http://rec.gerodot.ru/kyklades/dumas01.htm]. На керамическом изделии, называемом археологами «сковородка», из некрополя Халандриани на острове Сирое в центре находится древнейшее в Европе изображение корабля (2800-2200 гг. до н. э.). Фукидид, отождествляя лелегов и карийцев, указывал на то, что жители Кикладских островов славились как пираты и что владыке Крита царю Миносу пришлось приложить немало сил и усердия для того, чтобы очистить острова от этого разбойничьего племени (Фукидид, «Археология» 1, 4, 81). Последнее хорошо сопоставляется с картиной общего упадка кикладской культуры в последней четверти III тыс. до н. э.

 Вероятно, что столкнувшись в сообщениях Солона с упоминанием о статуе (столпе) Геракла (Мелькарта), принесенной из Тира в Эрифры,  и о том, что страна «атлантов» как-то связана с положением «напротив» относительно столпов Геракла (а как раз напротив Эрифры и горы Микале находятся Хиос и Самос), Платон посчитал, что речь идет о Гибралтарском проливе с их столпами Геракла (Мелькарта) и о находящейся напротив них земле в океане. В последнем он опирался на традицию своих великих предшественников – Гомера (VIII в. до н.э.), Гесиода (VII в. до н.э.), Пиндара и Гелланика (Vв. до н.э.) о неких цивилизациях на большом острове в Западном Средиземноморье (считается, что речь идет об Иберии на основании сравнивания ритуальных боёв с быком в описываемой Платоном Атлантиде и со схожими боями в Иберии [Papamarinopoulos, S.P., Cosegian, Ch. The ritual of the bull in ‘Atlantis’ and its basic parallel in Iberia // Proceedings of the International Conference on The Atlantis Hypothesis: Searching for a Lost Land, Melos Island, 2005, 11–13 July] и что ранее бытовало представление об Иберии как об острове, а о как полуострове впервые в античной географии появляется лишь у Геродота (V в. до н.э. [Papamarinopoulos S. P. Atlantis in Homer and Other Authors Prior to Plato // History of Mechanism and Machine Science. – Springer (Netherlands), 2008. – Volume 6. Science and Technology in Homeric Epics. – P. 469-508]). К тому же, именно самосцы, враждовавшие с Приенами за священные холмы Микале c культом Посейдонна, развивая торговлю с отдаленными областями Средиземноморья и создав новый тип корабля («самена») из 50 вёсел, первыми из греков достигли Гибралтарского пролива.

Остальное в повествовании Платона усугубили факты из истории Лидийского царства и Ионии как её позднейшего западного приморского форпоста:

• присутствующая в нарративе Солона об Атлантиде связь с богом Посейдоном;
• связь с более древней цивилизацией, господствующей на море (предки лелегов и карийцев из Кикладской цивилизации);
• мощный флот;
• религиозно-политический союз с присущими для него «всеобщими» совещаниями и жертвоприношениями царями быка (в Лидийском царстве на монетах чеканились изображения смотрящих друг на друга льва и быка);
• рациональное архитектурное сооружение городов и портов (ионийские города окружены мощными стенами и рвами; например, столица Атлантиды находится в глубине материка в идущей с запада на восток плодородной прямоугольной долине, ограниченной в 100 км на юге рекой Меандр (Maeander) и на севере рекой Герм (Hermos), текущими почти параллельно из горного массива на востоке а к нему ведут каналы от внешних портов, таких как Эфес-Апаша, аналогично тому, как город Остия был морским портом Рима, находится в трех днях пути от Сард-Сфард, столицы древнего Лидийского царства, находящейся берегу золотоносной рекеПактол (ныне Сарт, Сартмустафа), у подножия горы Тмол, откуда открывается вся долина реки Герм, ныне Гедиз; главным лидий­ским храмом был храм Кибелы в Сардах, другие храмы были посвящены Артимусе, Аспяни, Пильдансу, Бакису, Армасу; гробница лидийского царя Алиатта своими размерами уступала только вавилонским и египетским постройкам (Геродот, «История», 1: 93));
• брат-близнец Атланта Эвмел имеет туземное имя Гадир (с которым отождествляют древнеиберийский город Гадир, ныне испанский Кадис; но лидийская река Герм получила позже название Гедиз от находящегося у её истоков города Gediz, происходящего от лидийского имени собственного Cadys, Cotys [Gediz River // https://en.wikipedia.org/wiki/Gediz_River], которое носит брат царя Лидии Атия (Геродот, «История», 4:45)); река Меандр (Maeander, Meander), имя которой из-за её излучин стало обозначать в греческом языке особый тип орнамента,хранит древнее самоназвание лидийцев  – меоны, Meiones, Maiones, Maeonians (у соседей: ассир. Luddu, евр. Ludim, хетт. Masa); по Ксанфу Лидийскому, жившему в V в. до н.э., первым царём меонов был Манес, Manes (или Масдес (Плутарх, «Об Исиде и Осирисе» 24); пор. з лув. maљљana «бог»), сын Зевса и Геи, а его сыновьями были от Каллирои  Атий, Atys (Геродот, «История» I 94) и Котис,  Cotys (Дионисий Галикарнасский, «Римские древности» I 27, 1); по одной из версий, цари Кадис и Ардис правили совместно, но жена Кадиса убила мужа и изгнала Ардиса (ср. с преданием о захвате острова Атлантида амазонками!). Тот ушел в эолийский город Кима, но затем вернулся в Лидию  (Николай Дамасский, «История», фр.9 Якоби); у Котиса был сын Асий, Asies, от которого и получила название Азия (Геродот, «История», 4:45); у Атия было два сына – Лид, Lydus и Торреб, Torubus, которые разделили меонов на лидийцев и торребов; у Геродота меоны разделились на оставшихся лидийцев и на ушедших во главе с сыном Атия Турсерном, Tursenos, ставших тирренами, Tyrrhenians, т.е. этруссками; по карийскому мифу Лид, Кар и Мис были братьями и эпонимами лидийцев, карийцев и мисийцев, а их родителями – Зевс и нимфа Торреба или Крета (Геродот, «История», 1: 171; Николай Дамасский, «История», фр.15 Якоби; Элиан, «О природе животных» XII 30)).
• владение особенным знанием о металлах (идейские дактили в мифологии ионийцев обучили местных анатолийцев, хеттов, лувийцев и фригийцев, таинству металлургии железа; богатство металлами (золото, серебро, железо, медь, цинк) способствовало расцвету металлургического производства Лидийского царства, а «золотоносная» река Пактол в изобилии давала самородки и золотой песок;  лидийцы первыми в античном мире придумали чеканку монет стандартного веса из электрона – сплава золота и серебра и проверку монет на подлинность с помощью т.н. лидийского «черного камня»; ср.: «… области центральной и северо-западной Анатолии как центры изобретения выплавки железа, откуда знания о новом металле и навыки его обработки растекались в другие малоазийские регионы и на острова Эгеиды, а затем на Балканский полуостров» [Лаптева М.Ю. У истоков древнегреческой цивилизации : Иония ХI-VI вв. до н. э. – СПб.: ИЦ «Гуманитарная Академия», 2009. – С.166]);
• воинствующий характер («… После длительных войн с Ассирией, киммерийцами, скифами, Мидией, Лидия достигает своего расцвета при сыне Алиатты Крёзе. Последний покорил своей власти: фригийцев, мисийцев, мариандинов, халибов, пафлагонцев, фракийцев, карийцев, ионян, дорийцев, эолийцев и памфилов, став «полновластным повелителем всего полуострова». В период войны «Крёз мог выставить войско, состоявшее из 10000 конных и 40000 пеших лидийских ратников, 8000 всадников и 40000 фригийских копейщиков, 6000 всадников и 30000 каппадокийских стрелков, не считая воинской силы союзных народов…» (Цит. за: [Опарин А.А. Гл. 5. В стране золота, первых денег и блудниц // Опарин А.А. Колесо в колесе. Археологическое исследование книги пророка Иезекииля
  Часть I. Проклятие Иезекииля. – http://nauka.bible.com.ua/koleso/kol1-05.htm])); вражда ионийских городов между собой и бесконечные войны с туземцами – лелегами, карийцами, абантами и лидийцами, а также служили наёмниками у египетских фараонов и, например, фараон Псамметих I  (654-610 гг.) использовал ионий­ских и карийских наёмников в борьбе за власть и утверждение новой Саисской династии, жрецы которой и рассказывают Солону об Атлантиде как о могущественной в прошлом военной силе);
• непосредственная связь с Солоном, автором нарратива об Атлантиде («… После того как Крез покорил все эти народности и присоединил их к лидийскому царству, в богатые и могущественные Сарды стали стекаться все жившие в Элладе мудрецы (каждый из них – по самым различным побуждениям). Прибыл, между прочим, и афинянин Солон, который дал афинянам по их желанию законы и затем на десять лет уехал из страны… Солон уехал в Египет к Амасису, а затем – в Сарды к Крезу. В Сардах Крез оказал Солону радушный прием в своем дворце. А потом на третий или четвертый день слуги по приказанию Креза провели гостя по царским сокровищницам и показали ему все огромные царские богатства (после осмотра и любования всем, что заинтересовало гостя, состоялся известный диалог Солона и Креза о счастье, – О.Г.)… Крез, стоя на костре, все же в своем ужасном положении вспомнил вдохновенные божеством слова Солона о том, что никого при жизни нельзя считать счастливым. Когда Крезу пришла эта мысль, он глубоко вздохнул, застонал и затем после долгого молчания трижды произнес имя Солона. Кир услышал это и приказал переводчикам узнать у Креза, кого это он призывает, и те, подойдя, спросили его. Крез некоторое время хранил молчание, но затем, когда его заставили [говорить], сказал: «Я отдал бы все мои сокровища, лишь бы все владыки могли побеседовать с тем, кого я призываю». Так как ответ Креза был непонятен, то переводчики опять стали настаивать, [чтобы пленник объяснил свои слова]. Наконец, в ответ на настойчивые просьбы Крез рассказал о том, как однажды прибыл в его царство афинянин Солон. Он осмотрел все царские сокровища и презрел их. Крез передал затем Киру, как всё сказанное Солоном сбылось. Солон ведь говорил это не столько о самом Крезе, сколько вообще о человеческой жизни, и именно о людях, которые сами себя почитают счастливыми. Так рассказывал Крез, а костер между тем загорелся и уже пылал. А Кир, услышав от переводчиков рассказ Креза, переменил своё решение … Он повелел Крезу сойти с костра и … снять с него оковы, усадил рядом с собой, оказывая [пленнику] величайшую честь…» (Цит. за: [Опарин А.А. Гл. 5. В стране золота, первых денег и блудниц // Опарин А.А. Колесо в колесе. Археологическое исследование книги пророка Иезекииля
  Часть I. Проклятие Иезекииля. / Пер. с укр. – http://nauka.bible.com.ua/koleso/kol1-05.htm]);
• рассказ Силена Мидасу о далеком большом материке на западе (легенда, объясняющая присутствие золота в реке Пактоле, связывает это с событием из жизни  Мидаса, царя Фригии (царство в Малой Азии между Лидией и Каппадокией), частью и затем наследницей которого было Лидийское царство. Однажды во время шествия свиты бога вина Диониса, неподалёку от царского дворца Мидаса, отстал учитель Диониса Силен, который заснул и был найден спящим Мидасом и его слугами. Царь с почётом принял Силена, предложив ему остаться на десять дней у него. Бог Дионис за это решил наградить царя, предложив ему исполнить любое желание. Мидас в ответ попросил, чтобы все, к чему он прикасается, обращалось в золото. С той поры царю невозможно было ни есть ни пить, так как любые яства становились в его руках и во рту золотыми. Измученный Мидас попросил у Диониса забрать этот чудесный дар. Дионис указал ему омыть руки в водах Пактола, с тех пор, будто бы песок реки превращается в золото);
• падение нравов («…«Мало-помалу проституция теряет свой священный характер, что мы впервые наблюдаем у лидийцев. Здесь разврат девушек и женщин своей единственной целью имел приобретение денег.  Макроб и Атеней дают описание лидийских нравов, описание которое Пьер Дюфур излагает в следующих словах: «Лидийскую армию всегда сопровождала толпа танцовщиц и музыкантш, которые обладали большим опытом в искусстве сладострастия. Музыка была у них возбуждающим средством для распутства и на пирах они разжигали пьянство и разврат звуками инструментов, непристойными песнями и бесстыдными танцами. От этих позорных зрелищ, служивших прелюдией к необузданным оргиям, древние... не старались оберечь даже своих жён и дочерей, которые без покрывала, увенчанные цветами, приходили на пиршества. Разгорячённые вином, опьянённые музыкой, возбуждённые сладострастной пантомимой музыкантш, эти девственницы, эти матроны и жены быстро теряли всякую сдержанность и с чашей в руке, тут же в присутствии своих отцов, мужей, братьев и сестёр давали простор самым низменным своим инстинктам. Возраст, пол, общественное положение, — всё тонуло и смешивалось в одном круговороте. Песни, крики и танцы становились всё громче и необузданнее. Всеобщее смешение овладевало пиршественной залой, которая превращалась в постыдный dicterion...” Образ жизни лидийских женщин он рисует в следующих очень выразительных словах: «cnerga stomaticos paidiskai», которые Генрих Гейне переводит так: «Эти женщины занимаются своим развратом лёжа»… Изуверские религиозные обряды, сладострастная музыка, обнажённые женщины, предлагающие себя каждому встречному, великолепные храмы, река, несущая золотой песок – всё это встречало гостей Сард. Ничто не было свято в этой стране. И даже гробницы царей несли на себе печать разврата и пошлости. «Из всех малоазиатских гробниц первое место принадлежит лидийским... Остатки шестидесяти таких гробниц, имевших вид колоссальных конусов, поставленных на круглые каменные основания около 100 футов в поперечнике, видны ещё и теперь в окрестностях древних Сард, возле известного уже Гомеру Гигейского озера. Несмотря на разрушения, высота уцелевших конусов и по сей день производит впечатление. Одна из этих гробниц была раскрыта. Внутри неё оказалась продолговатая камера, продольные стены которой сведены вверху вместе и обтесаны, образуя остродужный свод... в числе этих гробниц находятся и гробницы лидийских царей Аттиса, Гигеса и Алиатта... гробница Алиатта была колоссальнейшим сооружением, самым большим в мире после египетских и вавилонских зданий; основание, на котором возвышался конусообразный памятник, имело 1300 футов длины и 600 футов ширины». Однако, особенность этой гробницы состоит в том, что «Рыночные торговцы, ремесленники и девушки, „занимающиеся своим ремеслом на дому“, соорудили этот памятник. На верху памятника помещены плиты числом пять, существующие и поныне, с высеченными на них надписями, гласящими, какая часть работы выполнена каждым из этих разрядов людей. При измерении оказалось, что большая часть работы произведена девушками». Такая благодарность проституток неслучайна, ибо для них царём были созданы все условия для успешного заработка. Да и сам царь регулярно пользовался их услугами, щедро платя за это. Таким образом, правителей Лидии можно с полным правом назвать царями проституток … Своим образом жизни этот народ попрал все человеческие ценности. Разврат и изуверская жестокость стали для него нормой. Господь долго обращался к лидянам с призывом покаяться, но призыв Божественной милости остался без ответа, и тогда через пророка Иезекииля над страной был произнесён приговор суда, не подлежащий обжалованию. «Ефиопия и Ливия, и Лидия, и весь смешанный народ, и Хуб, и сыны земли завета вместе с ними падут от меча» (Иез. 30:5). » (Цит. за: [Опарин А.А. Гл. 5. В стране золота, первых денег и блудниц // Опарин А.А. Колесо в колесе. Археологическое исследование книги пророка Иезекииля
  Часть I. Проклятие Иезекииля. / Пер. с укр. – http://nauka.bible.com.ua/koleso/kol1-05.htm]));
• гибель в 373 г. до н.э. (Платону тогда 54 года; «Критий» и «Тимей» написаны десятью годами спустя – в 360-х гг. до н.э.!) в одну ночь в результате землетрясения, сопровождавшегося наводнением, пелопонесского города Гелика с храмом Посейдона, имеющим статус «материнского» храма относительно панионийского храма на горе Микале;
• у ряда портовых городов Лидийского царства, таких, как Смирна (через него ушли тиррены из Лидии), Милет, Эфес [Свенцицкая И.С. Греческие города в составе Лидийского царства (ВДИ, 1978, № 1) // Древние цивилизации. Греция. Эллинизм. Причерноморье. Избранные статьи из журнала "Вестник древней истории". 1937-1997. – М.: Научно-издательский центр "Ладомир". 1997. – С. 252-264] бухты заилились и полностью обмелели, долины рек заболотились, впоследствии в ионийское время море продолжило отступать от городов, что и стало причиной их упадка, а землетрясения и оползни окончательно похоронили руины под землёй.

И опять же, по отцу от афинского царя Кодра, родоначальника царей-архонтов Панионийского союза, а по матери от Нелея Кодрида собственно происходил Платон (Кодридом был и его прадед Солон) (Диоген Лаэртский, «О знаменитых философах» III 1), а также к роду Андрокла Кодрида принадлежал Гераклит Эфесский (544-483 гг.), который отказался от сана царя, жреческой и эпонимной должности в храме Де­метры и жил затворником в храме Артемиды, основанном его предком (и где дочь Андрокла была первой жрицей, а в дальнейшем жрецами были её потомки) и посвятил богине свою книгу (Диоген Лаэртский, «О знаменитых философах» IX, 1, 2, 5-6), а после Ионийского вос­стания против персов или даже в период его эфесяне предложили Гераклиту написать для города законы, в том числе и предотвращающие возможность граждан впасть в гордыню, дерзость и самомнение и потерять добродетель «вечной славы», унаследованной по крови от божественных предков (от чего, в конце концов, в реальной истории погибли ионийские города вместе со своими правителями-тиранами, так и в рассказе Платона – Атлантида).
Также, оказывается, не только Платон мифологизировал Ионию, представив её «уплывшей на далёкий запад» Атлантидой…
Как считает М.Ю. Лаптева, подобное сделал и Гомер: «… особенно впечатляющим представляется сходство Схерии Гомера с ионийской Смирной. Схерия, казалось бы, всецело при­ надлежит к миру мифических рассказов, который представляет Одиссей, повествующий о своих злоключениях на пиру у Алки­ноя (Od., V, 402 – XII, 453). В современной литературе феаrjd, живущих в Схерии, нередко интерпретируют символически, как своего рода перевозчиков героя из мифического мира Схерии, циклопов, лотофагов, лестригонов, Калипсо и Кирки в реальный мир Итаки, Спарты и Пилоса. Сама же Схерия, особенно опи­сание дворца Алкиноя, чаще всего относится к области поэтической фантазии Uомера, создававшей эпический вариант мифа о Золотом веке. После раскопок в 40-50-е гг. ХХ в. ионийской Смирны и успехов как малоазийской, так и ближневосточной археологии в целом сквозь, казалось бы, фантастические очертания Схерии проступили реальные черты ионийского поселения конца «тем­ных веков». Мы будем в дальнейшем сравнивать земельные отношения феаков с аграрным строем ионийских поселений ХI-IX вв. 17 Впрочем, и другие особенности поселения феа­ков – местоположение, внешний облик – в значительной сте­пени сближают Схерию со Смирной гомеровского периода. По­добно Схерии Смирна находится «вдали от людей, в труде свою жизнь проводящих» (Od., VI, 8), «от народов других в сторо­не, на последних пределах шумного моря» (Ibid., VI, 204-205). Смирна была расположена на границе Ионии и Эолии, в сто­роне от важнейших ремесленных центров (Милет, Эвбея, Ро­дос, Кипр), речных и морских путей гомеровского времени. Они проходили южнее, параллельно южному побережью Малой Азии, а также по долине Меандра. Кроме того, Схерия нигде не названа Гомером островом. Одиссей, выбрасываемый волнами к Схерии, видит перед собой не остров, а неприступный берег и острые скалы (Od., V, 410-412)… Гомер дает и более точные определения местоположения Схерии. По словам царя феаков Алкиноя, Схерия находится на расстоянии дня морского пути от Эвбеи (VII, 325-326). Это вполне сопоставимо со скоростью плавания ахейцев Гомера от ионийско-эолийского побережья до Эвбеи и Аргоса, и всего лишь в два раза превышает реальную историческую скорость передви­ жения через Эгейское Mope. Мы не будем сейчас рассматривать внешнее сходство гоме­ровской Схерии с археологическим обликом Смирны, ее аграр­ные порядки, социальное и политическое устройство. Это зада­ча для других глав нашей работы. Но даже если историческая Смирна и не была непосредственным прообразом Схерии, мы разделяем мнение тех исследователей, которые считают, что при описании порядков этого идеального раннего полиса, как, впро­ чем и других, не столь благополучных, общин, перед мысленным взором Гомера была Иония» .[Лаптева М.Ю. У истоков древнегреческой цивилизации : Иония ХI-VI вв. до н. э. – СПб.: ИЦ «Гуманитарная Академия», 2009.  – С.126-128].
Естественно, Иония не только как сугубо греческая, но и как частью политическая, культурная и духовная наследница Лидийского и Фригийского царств.
И тут уже открываются новые горизонты для нашего исследования.