В 1958 г. в центре идеологической дискуссии в Китае оказалась проблема «тождества мышления и бытия». Философы пытались выяснить, была ли эта формулировка Ф. Энгельса отражением позиции диалектического материализма или гегельянским идеалистическим тезисом. Естественно, этот спор имел политический подтекст, так как мог быть направлен на критику волюнтристических решений, базировавшихся на том, что любые приходящие в голову руководителей мысли можно превратить в реальность. Позже дискуссия в 1964-1965 гг. дополнилась проблемой «соединения двух в одно», в ходе которой попытались выразить один из законов диалектики с помощью китайской традиционной философской лексики, соединить марксизм с традицией. Поскольку маоисты ориентировались на «классовую борьбу», примиренческая идея «соединения двух в одно» была отвергнута, а защищавший её философ-марксист Ян Сяньчжэнь подвергся критике (См.: [60 лет Китайской Народной Республики: итоги и перспективы, 2009, С.85]).
В связи с этим возникает вопрос: можно ли также рассматривать противостояние неоконфуцианства и неодаосизма в отношении к важной философской проблеме — «первичности бытия или небытия»?
Для неодаосизма – «небытие есть источник всего существующего» (Ван Би, 226-249 гг.; “Дао и есть вещи”), т. е. Дао не обладает собственным субстанциальным существованием, отличным от бытия сущего, и не является их сокровенной субстанцией (Чжан Го, 734 г.). Дао – это категория, которую нельзя определить положительно. О дао можно лишь сказать, что оно не есть и что его можно выразить понятием «небытие», которое якобы является основным, первичным, а понятие «бытие» – вторичным, производным от «небытия»
. Миросозидательный процесс является процессом самораскрытия, самоэкспликации Дао, создания его “плеромы” (следовательно, в даосизме мир сам является “эоном плеромы” и аспектом Дао-Первоначала).
По мнению философа-даоса Ван Фу (ІІ в. н.э.) всеобщую закономерность мира (именуемыю в индуистской философии «адришта») следут отождествить с «дао», а материальную субстанцию (именуемую в индуистской философии «пракрити») – с «ци» (в индуизме – частицы «ану»). «Дао» и «ци» находяться в единстве и составляют основу всех вещей, предметов реальной действительности. Но попытаться подняться выше, к тому, кто установил «дао» и «ци» (в индуизме это – Абсолют-Брахман), китайские мыслители не отважились.
Конфуцианец Чжан Цзай (1020-1077) указывал, что в основе мира находиться материальная субстанция «ци», которая выступает в различных формах, заполняя бесконечное пространство. При сгущении частиц «ци» из них образуются туманные массы, называемые «той хе» («Великая Гармония»). В этой «Великой Гармонии» частицы «ци» распадаются на положительные силы «инь» и отрицательные «ян». В результате их взаимодействия по естественным законам («дао»), в силу борьбы противоположностей, порождаются все вещи. Дай Чжэнь (1723-1777) дополнил эту позицию, считая, что постоянное изменение, претерпеваемое вещами, является неотъемлемым свойством материи («ци»). Конфуцианец Чэн И (1033-1107) считал, что «Разумным Началом» мира вешей является «ли», которое первично в отношении к «ци», являющимся следствием и порождением «ли». Его брат Чэн Хао (1032-1085) окончательно уходит от понятия трансцендентности, считая, что «Разумом Вселенной» является разум человека, а «ли» – ее законом.
Но для неоконфуцианства бытие как трансцендентная сущность не первично по отношению к материальным вещам, материальное и духовное едины (Великое Целое, в котором одно есть все, и все есть одно, представляет собой общее имя для всего, оно соответствует Абсолюту западной философии). Казалось бы, для него важна «воля»: чтобы «было», сначала – "надо", а потом "было". Даже «воля» прослеживается и в мышлении, которое намекает на желание, которое приводит к бытию. Просто "быть" – это краткая конструкция, которая всегда подразумевает – "надо быть". Но противопоставление "надо" и "быть" снимается в древней категории – Благо, оно и «надо», и «бытие», и «бытие» потому, что «надо», и «надо» потому, что Благо.
Кан Ювэй указывал, что «… из беспредельной первоматерии «юань ци» образовались небо и земля. Небо состоит из духовного и материального, находящихся в единстве» (Цит.за: [Крымов, 1972, 19]). Конфуцианский философ древности Чжуан-цзы сформулировал доктрину «цзиулунь» — «учение об уравнении вещей», где отрицается объективная реальность мира. В соответствии с учением, каждая вещь должна проявлять свои особенности и преимущества, а не располагаться в соответствии с заранее установленным местом, вкусом и цветом, по заранее установленным канонам.
Единство духа («юн») и материи («ти») называется «хунь чжи», т.е. «материя, способная ощущать и мыслить». Человек, Небо, Земля «… в великом первоначале «тайюань» являются такими же равноправными частями беспредельной субстанции «ци», как и капли воды в океане» (Цит.за: [Крымов, 1972, 19]). Свое понимание «юань ци» и «хунь чжи» Как Ювэй считал идентичным с понятием «шэнь ци» у Конфуция. «Шэнь», т.е. верховное существо, – «… это электричество, обладающее сознанием, нет такого места, куда электричество не могло проникнуть, поэтому и для «шэньци» нет недоступных мест … В полном виде «шэнь» выступает в первоматерии («юань»), в разделенном – в каждом человеке» (Цит.за: [Крымов, 1972, 19]). Сунь Ятсен, опираясь на гипотезу немецкого психолога Вольфганга Келлера, говорил о некоем «жизненном элементе», или «биоэлементе» («шэн юань»), которые обладают «сознанием»: «… Что же такое биоэлемент? Он представляет собой нечто совершенное, тонкое, таинственное и чудесное, нечто непостижимое. По данным современной науки, биоэлемент как кусочек материи обладает чувством и сознанием. Он может действовать, двигаться и мыслить, наделен волей и стремлениями … Биоэлементы формируют человека и все живое …» (Цит.за: [Крымов, 1972, 296]).
Но вообще Конфуций предпочитал не заниматься вопросами мироздания, в частности, отказывался высказываться о духах и вечной жизни: «… Конфуций не любил говорить о сверхъестественных явлениях и божествах («гуай», «шэнь»), и не только не любил, но и запрешал это другим, издеваясь над теми, кто, не зная, как надо жить, заботиться о том, что будет после смерти. Верный заветам своего Учителя, образованный китаец вообще смотрел на религию как на заведомое ничтожество, отдаваемое на потребу глупых женщин и некультурных людей» (В.М. Алексеев, Цит.за: [Эйдлин, 2002, 11]). Советовал Конфуций сосредотачиваться на учении о следовании традиции путём правильного поведения и прагматично советовал проявлять осторожность в отношении высших существ: "Должным образом служить народу, почитать духов и держаться от них подальше – в этом и состоит мудрость" ("Лунъюй", 6,20).
«… Итак, вот два принципа нашего (Конфуция) учения: проникновение в древнюю правду, заповеданную в дошедших до нас книгах и выражающую человечество (вэнь), и служение человечеству всею душою, всем помыслом и всеми силами (жэнь). Эти два принципа противопоставим утопическим росказням даосов об анонимной древности и пассивному бездействию их вдали от презираемых ими людей. При этом наша вэнь есть не только простая письменность … и не только письменные страницы, дающие нам знание древности, но и сама древность, – но и та самая правда (прав`ило, Путь-дао), которая древностью была воплощена» [Алексеев, 2002, 68]. И далее: «… Учение даосов (Лао-цзы и последователей), как и учение конфуцианцев, есть учение о сверхчеловеке и о путях приближения к нему. При этом сверхчеловек даосов удаляется от мира, а конфуцианский действует в мире» (В.М. Алексеев; Цит.за: [Эйдлин, 2002, 15]).
Но верно ли такое противопоставление? Оно идет от самого Конфуция, который в своих «Суждениях и беседах» (II, 16.1), якобы критикуя собственно даосов, сказал: «Работать на причудливые начала – это, знаете, гибель; да, да!».
Для Чжуан-цзы жизнь — это сновидение, а великое пробуждение — это слияние с дао, которое присутствует во всем, но ни в чем конкретно, непознаваемо разумом и невыражаемо в словах. Дао воплощено в Природе в целом, но не в человеке, который оторвался от нее, создав государство, культуру, нравственность. Реальное освобождение, ведущее к великому пробуждению, возможно либо в разрыве с миром, в бегстве от него, либо в уничтожении общества.
Например, в новом неоконфуцианстве Сюн Шили «изначальное/коренное сознание» («бэнь синь») считается источником бытия, истоком вселенной и истинной природы человека, активной творческой субстанции. Для него характерна онтология «человечности»-«жэнь» как ценностного центра и духа жизни, охватывающая имманентное и трансцендентное, целостность и развитие. «Прозрачная ясность» («дэн мин», у Сюн Шили) или «Интуиция мудрости» («шэнь-сы», у Моу Цзунсаня; аналог индийского «пратибха») — это постижение, прозрение небесного Дао-Пути в конкретном проявлении врожденного «благого знания» («лян чжи»; конфуцианская концепция врожденной нравственности). Соответственно «благое знание» («изначальное сердце/сознание») человека и вышний «Путь Неба» едины, между ними нет преград («совпадающее единство Неба и человека» – «Тянь жэнь хэ и»). Поиск трансцендентного ценностного идеала, источником которого является Небо, может быть осуществлен только через личное совершенствование («учение ради себя» – «вэй цзи чжи сюэ») и накопление добродетели в суетном людском мире. Этот «правильный», основанный на морали выбор человеком способа реализации своей индивидуальной судьбы и есть «предопределение» – «ли мин» [Го Циюн, 2008. 123-125, 129, 130].
1. 60 лет Китайской Народной Республики: итоги и перспективы (Круглый стол) // Проблемы Дальнего Востока. – 2009. – № 5. – С.80-120.
2. Алексеев В.М. Труды по китайской литературе : В 2-х кн. – М. : Вост.лит., 2002. – Кн.1. – 574 с.
3. Го Циюн. Исследования современного конфуцианства в КНР // Проблемы Дальнего Востока. — 2008. — №1. — С.119-133.
4. Крымов А.Г. Общественная мысль и идеологическая борьба в Китае (1900 – 1917 гг.). — М.: Гл.ред.вост.лит. изд-ва «Наука», 1972. — 367 с.
5. Эйдлин Л.З. История китайской литературы в трудах академика В.М. Алексеева // Алексеев В.М. Труды по китайской литературе : В 2-х кн. – М. : Вост.лит., 2002. – Кн.1. – С.7-38.
Комментариев нет:
Отправить комментарий