"… Какими словами, в каких понятиях охарактеризовать русскость?.. Что общего у Пушкина, Достоевского, Толстого? Попробуйте вынести общее за скобки, — окажется ... просто пустое место" [Федотов Г. Новый Град. — Нью-Йорк, 1952. — C. 70]. Также, «… как известно, в "Философическом письме" Чаадаева [отстаивается] взгляд, по которому все прошлое России есть какое-то пустое место» [Франк С. Пушкин об отношениях между Россией и Европой // http://www.magister.msk.ru/library/philos/frank/frank004.htm]. Даже небезъизвестный «Проект Россия», спецтираж которого был распространен в Кремле, ФСБ и Генштабе России декларирует: «… У нас нет лица … Мы выстоим, потому что нас нет. Потому что «музыка и слова — народные» [Проект Россия. — М.: Эксмо, 2008. — Т.2. — С.4.].
Но «…то пустое место, к которому стягиваются, вокруг которого сталкиваются все силы и страсти. Смертоносное место…» [Цветаева М. Мой Пушкин. — СПб.: Азбука-классика, 2006. — С.141].
Эта пустота — абсолютна, и этим она противостоит Абсолюту, Богу: «...Русские как народ — "социальный нуль". Их поведение регулируется, с одной стороны, чисто биологическими факторами ("чувством голода, чувством холода и чувством боли от удара палкой"), с другой — рациональными соображениями (прежде всего пользы и вреда). А то место, которое у других народов занимают социальные инстинкты, русские компенсируют особого рода конструкциями, созданными разумом, — то есть так называемыми убеждениями (начиная от политических и кончая нравственными)... Доверие к "разумным доводам", которые другие народы отвергают на уровне инстинкта, сплошь и рядом оказывается ахиллесовой пятой русских. То, что другие просто не слушают, русские начинают обсуждать, да еще и соглашаться» [Крылов К. Русские — «неправильный народ» // http://www.rustrana.ru/article.php?nid=20318]”.
Радикально эту ментальную позицию определил В. Фролов (известный в мире блогеров как Яроврат, Заргод, Лорд-Маршал), идеолог «хтонического хаосизм-евразийства»: «…русский человек — это извечный враг Традиции, хтонический попиратель "вечных ценностей", агент нижних вод, чудовище со дна Мирового Яйца. В этом заключается ещё одно неразрешимое противоречие между ордынским дискурсом истинной Евразии и так называемым "евразийством". Их дискурс — это дискурс Добра, наш дискурс — это дискурс Зла» [Первый Лорд-маршал. Евразийство солярное и хтоническое // http://lord-marshal.livejournal.com/175596.html].
Также хочется в связи с этим привести слова грузинского философа М.К. Мамардашвили: "… Русским присущ специфический нюанс, связанный со старой русской традицией, восходящей к исторической интерпретации христианства. Русскому православию свойственна подавленность, почти эмбриональное состояние духа. Это — своего рода болезнь подавленной духовности, находящей удовольствие в своем эмбриональном состоянии, всегда более богатом, чем состояние, уже облеченное в форму. Исторически так сложилось, что русская культура всегда избегала форм, и в этом смысле она ближе хаосу, чем бытию" [Цит. за: Абрамин Г. Мераб Мамардашвили и грузинський милитаризм // Русский журнал. — 2006. — 29 сент. // http://www.russ.ru/stat_i/merab_mamardashvili_i_gruzinskij_militarizm]. См. также: «… Берегитесь русских! Ведь "русские, куда бы ни переместились — в качестве казаков на Байкал или на Камчатку, их даже занесло на Аляску и, слава Богу, вовремя продали ее, и она не оказалась сегодня той мерзостью, в которую они ее скорее бы всего превратили, — куда бы они ни переместились, они рабство несли на спинах своих… Существует грузинское достоинство. Мы не хотели принимать эту дерьмовую, нищую жизнь, которой довольствуются русские. Они с ней согласны, мы — грузины — нет. Посмотрите на тбилисские дома, тротуары. Грязные дома, обветшалые ворота, зато внутри благоустроенные квартиры, забитые вещами, высококачественной импортной аппаратурой. Это атмосфера отражает самоуважение грузин, которое отсутствует у русских. Русские готовы есть селедку на клочке газеты. Нормальный, не выродившийся грузин на это не способен. Внутренняя поверхность раковины отражает образ самоуважения грузина, его чувство собственного достоинства … Я долго жил в России и пишу не только по-грузински, но и по-русски. Но во мне намного сильнее антирусское начало, чем в наших антирусских политиках, поскольку они принимают исходные данные проблемы, саму зависимость от внешнего врага, на которой они слишком сосредоточились. Они не замечают, что зависят от решений русских относительно самих себя. С этим надо решительно порвать. Мы должны отделиться. Хватит вместе с русскими страдать и вместе с ними жить в дерьме!» (М. Мамардашвили) [Цит.за: http://allanrannu.livejournal.com/196501.html].
«… Усвоим прочно и окончательно: ничего общего с западными христианскими странами у нас нет. Будем искать там, в 1453-м, наши истинные цели и задачи» [Сендеров В.А. Русская империя против русского национализма // Вопросы философии. — 2008. — №11. — С.135], ибо фатальным, якобы, «…стал для России XVII век, покончивший со «святой Русью» и одновременно развернувший ее во «всемирную христианскую историю», «большую историю», связанную с реализацией определенной – заранее – исторической мистерии с ее сакральными центрами – Иерусалимом, Римом, Константинополем. Но «семя» ее содержалось уже и в самой идее Третьего Рима, поскольку она была переосмыслением франкской (каролингской) конструкции IX века (выраженной хронистом Адсо) о Roma mobilis («движущемся Риме» – движущемся во времени, что закреплялось числовым рядом»)… В этом смысле приход «второй династии» в России отчасти – разумеется, только отчасти – типологически играет ту же роль, что и смена в Европе «первой королевской расы» «второй», Меровингов Каролингами. Этот поворот уже взывал к искупительной жертве предпоследнего прямого Романова – царевича Алексея Петровича, убитого своим отцом, правнуком Патриарха Филарета. «Царь-цареубийца на троне», как говорил Владимир Микушевич… Именно с подачи подстрекавшего Царя на средиземноморские авантюры Лигарида (Паисий Лигарид, «жидовин грек», воспитанник иезуитской коллегии в Италии, приглашен Никоном для исправления древнерусских переводов греческих текстов, — О.Г.) в 1666-67 гг. тремя безместными (т.е. уже лишившимися кафедр) восточными патриархами были прокляты Стоглав … двуперстие и вместе с ним все русские (византийские до 1459 г.) чины и последования и вместе с ними все им следующие. Тем самым под проклятие подпали все русские святые, начиная со св. Владимира и вплоть до собора… Следующим историческим шагом должна была бы закономерно стать уже прямая уния с Римом – в конце XVII века на этом поприще успешно трудились Симеон Полоцкий, Епифаний Славинецкий и многие другие представители все того же «Ордена Иисуса», и только резкий крен в немецко-протестантскую сторону, совершенный Петром Великим, которому в то время было просто не на кого опереться, – верные древлему благочестию люди, способные к государственной деятельности, были от него удалены или ушли сами – предотвратило превращение России в «светский меч» папского Рима. Профессор А.В.Карташев в 1938 г. писал о событиях XVII в. так: «Это было невозвратной растратой духовной энергии, огромным несчастьем в жизни Церкви и России, решающей катастрофой в судьбах Святой Руси. Это раскололо душу народа и помрачило национальное сознание. Ревнители Святой Руси унесли ее светоч в подполье. А официальные водители народа, новый «просвещенный» класс, утратив церковное сознание, поддался чарам западной безрелигиозной культуры. Раскол религиозный повлек за собой и раскол национального сознания; катастрофа удвоилась и осложнилась. Явилось две России: одна народная, с образом Святой Руси в уме и сердце, другая – правительственная, интеллигентная, вненациональная и безрелигиозная. Эта двойная катастрофа застигла Святую Русь врасплох, неподготовленной перед натиском могучего врага» ...» [Карпец В. Всевозможность вечности или Вхождение в историю? // http://www.pravaya.ru/look/16652].
Не верно утверждать, что фатальные нарушения преемственности поколений начались при Иване Грозном [Кузнецов В., Нерушева Г. Вселенная Россия" — 2000. — С. 304]. Именно Иван Грозный продолжил преемственность поколений Московии, суть которой — „отцеубийство”: измена Киеву (1169), измена земли и роду (1339) [1], измена Константинополю (1439), измена отцам-боярам (Опричнина, 1565), измена двоеперстию (реформы Никона, 1666), измена Московии (реформы Петра и проч.), измена [2] Империи в пользу этнонационализма (с конца XIX в. во время царствования Александра III [3]), измена царю и православию (1917). «… И снова гуляет Россия! Бьется, кричит, стонет. В который уж раз она все начинает сначала, сжигая мосты, связывающие два берега памяти – сегодняшний и вчерашний. Новая жизнь, пульсирующая, конвульсирующая и непонятная, заполняет поры Отечества» [Аджиев М. О москальских вотчинах в России // Родина. – 1993/4. – №7. – С.24].
В свое время соратница Ленина Анжелика Балабанова удивлялась, как быстро простые крестьяне усваивают большевистскую фразеологию и идеологию, как будто они родились членами РСДРП(б), а ведь совсем недавно эти же крестьяне били челом в церкви.
Заместитель руководителя Патриаршего центра духовного развития детей и молодёжи (ЦДРМ) игумен Пётр (Мещеринов), на презентации книги профессора СПбДА протоиерея Георгия Митрофанова «Трагедия России: «Запретные» темы истории ХХ века» сказал: «… В размышлении над прошлым России и Русской Церкви, оценивая их настоящее и думая об их перспективах, мы (то есть наше церковное общество) странным образом преуменьшаем значение советского периода отечественной истории (я уж не говорю о весьма ощутимой тенденции советское время восхвалять). Большинству кажется: был такой эпизод в нашей жизни – и прошёл, и мы – вновь Великая Россия, вновь Святая Русь. Но на самом деле большевизм Россию – не больше, не меньше – стёр с лица земли. ...Россия как цивилизация и христианская культура, как живая преемственная традиция, закончила своё существование. Мы живём в совсем другой стране. Само слово «Россия», которое мы употребляем сейчас, является не синонимом исторической России, а абсолютным антонимом»… По мысли о. Георгия две важнейшие вехи того уничтожения России, о котором я говорил в начале своего выступления — это поражение Белого движения и победа СССР во Второй мировой войне... Война же 1941 – 1945 гг. примечательна для церковно-исторического анализа о. Георгия тем, что победа в ней лишила наш народ и самой возможности покаяния. Поэтому столь пристальное внимание обращает автор на генерала Власова. Массовое сознание воспринимает его только как предателя; о. Георгий увидел в нём то осознание ошибочности выбранного Россией пути, которое должно было бы быть у всего нашего народа. Победа этот росток покаяния задавила окончательно... В России не осталось народа, вместо него – атомизированное население и паразитирующая на нём верхушка, плоть от плоти этого населения. Русская нация уже умерла духовно и нравственно, и вслед за этим умирает физически. Спасти – уже не народ, а отдельных, частных людей, не желающих гибнуть – может только коренной перелом в общественном мировоззрении... Одной из основных характеристик жизни современных русских людей является трусость. Мы стали трусливой нацией» (Цит. за: [http://general-ivanov.livejournal.com/422057.html]).
Другой священник о. Лев Лебедев ("Великороссия. История жизни"): "Русский народ был (советской властью, – О.Г.) доуничтожен физически, то есть завершил свою историческую Голгофу, уйдя из земной области бытия полностью. Некоторое количество его представителей, т. е. подлинно православных русских людей, ещё какое-то время сохранялось. Но оно было уже столь незначительно, что не могло стать основой возрождения народа… Взамен Русского Народа на территории России начал жить новый, другой народ, говорящий на русском языке (выделено нами, — О.Г.)…" [Цит за: Елисеев А. Некропатриотизм // http://a-eliseev.livejournal.com/598041.html].
С несколько другой, языческой стороны характеризует явление А. Широпаев: «… «день памяти и скорби» (22 июня, – О.Г.) – это день глубочайшего народного беспамятства и культа смерти, день помрачения, вытеснивший день солнца. Довольно зловещий символизм. Таким образом, Эрэфия (т.е. Российская Федерация, – О.Г.) – это даже не «империя зла», а как бы империя самой смерти… Вообще же эрэфовский культ «великой победы» (выделено нами, — О.Г.) (в целом, несомненно, минорный – «праздник со слезами на глазах»), является светским продолжением религиозной традиции жизнеотрицания. Говоря словами одного известного критика христианства, нас всех превращают в «людей лунного света». В культе «великой победы» смерть явно перевешивает жизнь (выделено нами, — О.Г.) (несмотря на все заклинания типа «ради жизни на земле»), мертвые явно тянут к себе живых, питаются живыми. Нас всех, по сути, приносят в жертву на красном алтаре «памяти о ВОВ». В этом – квинтэссенция той мертвечины, которая пропитала «историческую Россию» (выделено нами, — О.Г.), само государство российское как таковое, всю эту неспособную на будущее имперскую систему. И эта система хочет заразить нас своей гнилью, утащить нас за собой в небытие, пропитав наше сознание, как грибком, лживой, штампованной мифологией прошлого, сработанной когда-то советскими «историками» и «писателями»…» [Широпаев А. Тени атакуют Полдень // http://www.inache.net/signs/351].
Некоторую метафизическую сущность этого «отцеубийства» раскрывает как «особенную стать» России В. Пелевин, «… эффективная форма жизни зарождалась внутри чужого организма и через некоторое время заявляла о себе оригинальным и неожиданным способом. В российской истории происходило то же самое, только этот процесс был не однократным, а циклично-рутинным, и каждый следующий монстр вызревал в животе у предыдущего. Современники это ощущали, но не всегда ясно понимали, что отражалось в сентенциях вроде: «сквозь рассыпающуюся имперскую рутину проступали огненные контуры нового мира» … и тому подобное. «Особенная стать» заключалась в непредсказуемой анатомии новорожденного. Если Европа была компанией одних и тех же персонажей, пытающихся приспособить свои дряхлеющие телеса к новым требованиям момента, Россия была вечно молодой — но эта молодость доставалась ценой полного отказа от идентичности, потому что каждый новый монстр разрывал прежнего в клочья при своем рождении (и, в полном соответсвии с законами физики, сначала был меньшего размера — но быстро набирал вес). Это был альтернативный механизм эволюции — разрывно-скачкообразный…» [Пелевин В. Ампир В: Роман. — М.: Эксмо, 2006. — С.385-386].
К тому же, действие постоянного отказа от своего и принятие чужого (как оно воспринималось в народной ментальности) «… произвело ублюдков самого гнилого свойства: нигилизм, абсентизм, шедоферротизм, сепаратизм, бюрократизм, … новомодный аристократизм» [Данилевский Н.Я. Россия и Европа. — М.: Книга, 1991. — С. 126].
Парадокс тот, что все это «чужое» и составляет именно русскую культуру, без неё она и несуществует: «… Откуда русская культура? Русская иконопись — из Византии, от греков. Откуда русский балет? Из Франции. Откуда великий русский роман? Из Англии, от Диккенса. Пушкин по-русски писал с ошибками, а по-французски — правильно. А ведь он самый русский из поэтов! Откуда русский театр, русская музыка? С Запада…» [Маслова В.А. Лингвокультурология / 2-е из., стереотип. — М.: Академия. 2004. — С.19-20]; "… Что ни слово в русском словаре, то иностранного происхождения! — писала на этот счет писатель и публицист Лидия Григорьева. — Это открытие потрясло меня на первом же курсе филологического факультета. Большинство слов на "А" тюркского или глубинного латинского происхождения: арба, арбуз, антология, анемия, армия... Практически все слова на "Ф" – исконно греческие, ибо в славянском языке вообще такой буквы не было до принятия византийской версии христианства. Такое близкое к телу "пальто", такое нужное всем нам "метро", такой привычный "вагон" нам подарили французы, как и бранное слово "шваль", которое в переводе означает всего-навсего лошадь. Немецкая слобода в Москве, начиная с русского Средневековья, внедрила в исконно славянскую словесную ткань металлические нити технических и научных терминов. Всего не счесть! Все съели, все переварили, ко всему приставили свои приставки, прицепили суффиксы, сочленили падежными окончаниями и поставили на рельсы литературной и разговорной речи этот железнодорожный состав великого русского очень трудно усвояемого иностранцами языка" [Цит. за: Медведев Р. Непрерывное развитие языков: их влияние друг на друга и конкуренция // Наука и жизнь; http://inauka.ru/philology/article64347.html?ynd]. Даже нынешний «гражданский русский алфавит» также имеет малороссийское происхождение: «… Говорят, что Петр Великий гражданскую печать выдумал, а, оказывается, он, просто-напросто, заимствовал ее у галичан у прочих малорусов, которые употребляли ее еще в ХVI в. Заголовки многих грамот и статутов, виденные мною в Ставропигии, начерчены чисто нашими гражданскими буквами, а текст, писанный в ХУ1 в. – очевидный прототип нашей скорописи и наших прописки елисоветинских и екатерининских времен» [Галичина и Молдавия. Путевые письма Василия Кельсиева. – С-Петерб., 1868].
«...Заимствуя термины европейской философии, мы не присутствуем в европейском метафизическом пространстве. Философы современной России оказались в двусмысленном положении. Посредством языка они соотносят себя с русским дискурсом. Но русская религиозная философия умерла. Поэтому в этом отношении у нас есть только язык и мёртвые мысли. Посредством немногих мыслей мы соотносим себя с европейской философией. Но для этих мыслей у нас нет языка. Европейские мысли на русском языке, как сарафан на корове. Нельзя удержать метафизическое мышление в языке, для этого не предназначенном. Поэтому философы современной России мечутся между языком без мыслей и мыслями без языка. И не знают, что им делать. Вернее, всё, что они делают, получается либо безъязыким, либо сплошным безмыслием. В этой ситуации нужно признать, что мы путники, заблудившие в лесу. За нами нет никакой интеллектуальной традиции. Мы всякий раз вступаем в беспредметный разговор с надеждой, что появится предмет разговора. И понимаем, что предмет разговора существует до разговора только в Европе. Ибо только в Европе есть мыслительные традиции. Мы безнадёжные одиночки. У нас каждый сам за себя» [Гирёнок Ф. Мир и русская философия // Завтра. – 2011. – №4. – http://zavtra.ru/cgi//veil//data/zavtra/11/897/71.html]
И, как резюмируется, «… коренное наше зло, — указывал Н.Н. Страхов, — состоит в том, что мы не можем жить своим умом, что вся духовная работа, какая у нас совершается, лишена главного качества — прямой связи с нашей жизнью, с нашими собственными духовными инстинктами. Наша мысль витает в призрачном мире, она не есть настоящая живая мысль, а только подобие мысли. Мы — подражатели, то есть думаем и делаем не то, что нам хочется, а то, что думают и делают другие. Влияние Европы постоянно отрывает нас от почвы» [Страхов Н.Н. Борьба с Западом в нашей литературе. — СПб., 1882. — Т.1. — С.VII-VIII; Цит.за: Малявин С.Н. История русской социально-философской мысли. — М.: Дрофа, 2003. — С.39].
Н. С. Трубецкой писал: «… число настоящих вкладов русского гения в «сокровищницу европейской цивилизации» осталось ничтожным … только исключительно гениальным личностям удавалось создавать в этих рамках ценности, приемлемые не для одной России, а и для „Запада“ и явный подавляющий перевес был всегда на стороне простого, почти механического перенимания и подражания» [Трубецкой Н. С. Наследие Чингисхана. – М., 1999. – С. 127].
Фактически «… российское общество всегда было почти невротически заворожено своим положением по отношению к европейской культуре, своей перефирийностью и пограничностью. В сущности, оно всегда пыталось понять, где оно находится – «внутри» или «вовне» западной культуры. Эта безостановочная рефлексия об отношении к Западу … довольно утомительна и неплодотворна» [Ямпольский М. Инновационный потенциал и структура общества // Новое литературное обозрение. – 2009. – № 100. – С. 42].
И эта же «особенная страсть к чужому» сыграла плохую шутку с теми, кто пытался хоть как-то цивилизировать Россию: «… Интеллигенция постигала русскую действительность в терминах, отражавших западные реалии, существовала в мире западных символов, универсалий, за пределы которого не могла выйти. И хотя этот мир был виртуальным, а русская жизнь, в которой жила русская интеллигенция, реальным, в сознании интеллигенции происходила «рокировочка»: именно русская жизнь, ее устройство оказывались виртуальными, и их следовало заменить единственно возможной и нормальной реальностью — западной» [Фурсов А.И. Интеллигенция и интеллектуалы. Предисловие к книге А.С.Кустарева «Нервные люди. (Очерки об интеллигенции)» // Кустарев А. Нервные люди: Очерки об интеллигенции. — М., 2006. — С.60].
Еще Ницше обрушился на «невыносимых» для него немцев за то, что ими овладело болезненное стремление к тому, чтобы «уравнять себя с кем-то» («Ecce Homo»), вместо того, чтобы быть верными греческому изречению «Будь самим собой». Еще М. Штирнер призывал человечество во имя спасения из «всеобщего муравейника» (где «делается дело ради самого дела», к чему призывал Р. Вагнер) стать «единственными» – «вернуться к самим себе» («Единственный и его собственность»). Но, увы, к нему не прислушались …
[1] Иван I Калита ввёл в действие земледельческий закон, основанный на византийском праве, и установил новый порядок наследования, сформулированный в его духовной грамоте.
[2] «… Опричная политика Ивана Грозного направлялась, по сути, из Лондона, «английский двор» в Москве, в котором работали лучшие сотрудники службы сэра Фрэнсиса Уолсингема, такие как Джером Горсей - автор весьма откровенных мемуаров. Фактически все 1570-е годы Иван находился под контролем своего личного врача и астролога, прибывшего из Лондона же Елисея Бомелия, который потчевал царя, как установила американская исследовательница Исабель де Мадариага, значительными дозами опиума, под которым и внушал царю различные рекомендации и требования с помощью астрологических предсказаний. Разгром опричниками Новгорода начался не с избиения жителей, а с разгрома русских торговых дворов, то есть устранения конкурентов английской торговли. Когда Иван скончался (или был умерщвлён) накануне подписания им кабального торгового договора с Британией, защитник подлинно национальной и независимой русской дипломатии дьяк Андрей Щелкалов ("хитрейший скиф, какой когда-либо жил на свете") имел все основания злорадно сообщить Горсею: «Умер ваш английский царь»…» [Холмогоров Е. Кислый лапоть и московский ренессанс // http://www.rus-obr.ru/ru-club/2904].
[3] Александр ІІІ «… по сути дела и выполнил требования … убийц (своего отца, народовольцев, — О.Г.), отказавшись от продолжения европейских реформ» и совпав «с русскими радикалами в полном неприятии Западной Европы» [Кантор В. Владимир Соловьев : имперские проблемы всемирной теократии // Слово/Word. — 2007. — №54 // http://magazines.russ.ru/slovo/2007/54/ka6.html]. Вероятно, однако, символом отказа от «имперской идеи» является собственно продажа в 1867 г. Аляски.
Комментариев нет:
Отправить комментарий