Часто такие группы образуются как «фандом» («фэндом», англ. fandom, букв. «фанатство»), то есть клуб поклонников какого-то произведения (мифа, легенды, романа, комикса, фильма, телесериала, компьютерной игры) с яркими героями, либо какого-то популярного актёра / писателя. Существуют специальные названия для фанатов некоторых отдельных жанров и направлений. Например, отаку – любители аниме и манги; треккеры – любители сериала «Звёздный путь; поттероманы (поттериане) – любители книг и фильмов о Гарри Поттере; толкинисты – любители творчества Дж. Р. Р. Толкина, хувианы (доктороманы) – любители сериала «Доктор Кто», шерлокоманы – любители сериала «Шерлок», брони – любители сериала «My Little Pony», сверхамипришибленные – любители сериала «Сверхъестественное», хаталийцы – любители аниме и манги «Hetalia», персоманы – любители книг и фильмов о Перси Джексоне, стидиевцы — поклонники сериальной пары Стайлза Стилински и Лидии Мартин в сериале «Волчонок», киллджои — поклонники рок группы «My Chemical Romance», скамовцы — любители сериала «Skam», АРМИ — фанаты корейской музыкальной группы BTS и т.д. Издаются фанатские издания («фэнзины»), проводятся периодические (международные, национальные или региональные, и, как правило, ежегодные) собрания («конвенты»), а также проводятся «косплеи» («костюмированные игры»), активные участники которых образуют постянные группы («косбенды»).
Как правило, «фанфики» (произведения фанатского вторичного творчества, включая «фан-арт», «фан-видео», анекдоты, «неканнонические» песни и т.д.) пишутся на любовные темы, так что выводы тут очевидны… Например, Твиттер и Инстаграм наглядно демонстрируют, что много «взрослых девочек» (относительно) занимаются «шипперством» и «слешерством». Т.е. берется «фандом» и дальше вы начинаете фантазировать альтернативную / парадллельную реальность, вашу личную, в которой эти герои сходятся, расходятся («шипперство», от англ. relationship – это такие фаны той или иной книжки, фильма или там аниме, у которых существует любимая пара героев (она же пейринг), а другие пары они считают чуть ли не святотатством, а также которые по канонам оригинального произведения не испытывают друг к другу любовных чувств), мужчины занимаются любовью с мужчинами, женщины с женщинами («слешерство / слэшерство», от англ. slash «косая черта» – в котором описываются романтические или сексуальные отношения между персонажами одного пола, обычно мужского, взятых из уже созданных известных произведений, и в первоисточнике не имеющих явной гомосексуальной ориентации) и т.д.
Фандомы впитывают людей, создавая им иллюзию глобального смысла. Жизнь скучна, и вот ты можешь банально поверить в то, что ты соучастник истории популярного сериала. Или друг супермена.
Часто «новые группы» актуализируются эпизодически – либо в форме «клубных вечеринок» («пати»), «косплеев», либо даже несколько дней длящихся «фестивалей». Например, в пустыне Блэк-Рок американского штата Невада уже 30 лет проводится этот яркий и абсолютно сумасшедший фестиваль под названием «Burning Man». Главной темой этого фестиваля выступает абсолютная свобода от стереотипов и предрассудков, взрывающие мозг арт-инсталляции, отличная техно-музыка, красочные пиротехнические шоу и, конечно, как обнаженные участников, так и в самые невероятные костюмы в стиле «стим-панка». Ежегодно это фестиваль стартует в последний понедельник августа, это день труда в США, а заканчивается в первый понедельник сентября сожжением огромной деревянной статуи человека… Однако его участники и без того отжигают на протяжении всего фестиваля «по полной»… Или, например, в калифорнийской части пустыни Мохаве проходит крупнейший постапокалиптический фестиваль «Wasteland (Пустошь)», где на четыре дня к востоку от города Бейкерсфилд съезжаются около двух с половиной тысяч энтузиастов, разодетых в духе фильмов о «Безумном Максе» с примесью фильмов и компьютерных игор «Фоллаут – Ядерный перекур» и «Дюна». Тема мероприятия состоит в следующем: отгремел конец цивилизации, в живых остались небольшие группы людей, разграбляющих выжженную омертвевшую планету. За семилетнюю историю фестиваля в этом году собралось рекордное количество участников – около 2500 человек. Эффектный наряд – не только один из главных элементов шоу, но и пропускной билет: простых зевак на территорию фестиваля не допускают даже за деньги. Некоторые из участников признаются, что на создание костюмов у них уходит около года. Традиционная программа Wasteland включает в себя ежедневные выступления музыкальных команд, огненные шоу, групповые автопробеги по пустыне и драки между участниками на специально отведенных аренах. «Думаю, если ад когда-нибудь действительно наступит, то часть из нас окажется к нему хорошо подготовлена, – говорит один из соучредителей «Wasteland» Джаред Батлер в интервью Wired. – Остальные же будут просто потрясающе выглядеть».
Но иногда «новые группы» становятся перманентными в хронологическом измерении и даже темоносовыми в топологическом. Часто это связано с политической, религиозной или сексуальной их составляющей (христиане-катакомбники, «братья-мусульмане», «свидетели Еговы», сайентологи, «новоакрополевцы», «родноверы», кришнаиты, растаманы, шималы и проч.), или политической (скинхэды, национал-анархисты, национал-большевики, «евразийцы», «белогвардейцы», «антифа(-шисты)», «анти-антифа» и т.д.).
При последней переписи населения в Великобритании более 60 тыс. человек назвали себя джедаями, то есть условно хорошими «рыцарями» вселенной «Звездных войн», а во время аналогичного мероприятия в России около 3 тыс. человек записались эльфами, гномами, хоббитами и гоблинами… Например, в манифесте движения «Новые скифы» декларируется: «… мы представляем в общественно-культурном поле, как в России, так и на всём голубом шарике, именно – НОВЫХ СКИФОВ. Людей будущего. Наша идеология интернациональна, глобальна и космична. Мы черпаем вдохновение из разных источников: у номадов Великой Степи прошлого, у литературных «Скифов 1917 года», у русских космистов и этно-футуристов. Кто там «истинный скиф», «ариец» или «туранец», какой он национальности, нам НОВЫМ СКИФАМ особого дела нет. Более того, мы в это дело не влезаем, потому что это вопросы щепетильные, тонкие и даже научно плохо доказуемые. НОВЫЕ СКИФЫ вне споров о генетике, лингвистике, вне представления о превосходстве одних народов над другими. Мы смотрим в будущее, у нас есть программа, идеология, драйв и оптимизм. И есть Движение. Новыми Скифами считают себя многие люди разных национальностей от Америки до Афганистана. Нам есть, что сказать и предложить Человечеству в эпоху, когда давно уже никому сказать нечего. Но расовые и этнические разборки, кто «скиф», а кто «не-скиф» – это не к нам. Мы НОВЫЕ СКИФЫ. И каждого, кто считает, что он тоже СКИФ НОВЫЙ, мы бесконечно рады у себя видеть! Без различия религии, гендера, языка!» [Зарифуллин П. Новые скифы – люди будущего! // Новые скифы. – 2017. – 1 янв. – http://newskif.su/2017/4515/].
Или, например, стоит упомянуть все расширяющееся сетевое движение «азеркинов» (от англ. otherkin – «иные», «другие», «другой род», «инородцы»; используется также понятия trans-speciesism – «транс-видовизм»; «друкинки», «друкинцы», «другинцы», «другианцы»), участники которого описывают себя частично или полностью как «не-люди в каком-либо смысле», и обычно подразумевается какое-нибудь мифологическое или легендарное существо (эльфы, феи, леприконы, вампиры, териантропы, ликантропы-«вурдалаки», кицунэ-«лисы», фурри, подменыши, демоны, ангелы, маги, инопланетяне, жители других измерений, герои мира аниме и мультфильмов и др.). Как правило, они указывают, что физически (внешне) являются людьми, но на уровне сознания, души, метафизики или генетического кода – «иные». Но, как правило, речь идет не обуквальном нахождении инородной души в человеческом теле, а о том, что человек так определяет свои качества (эмпатия, любовь и др., обожание натуральных вещей, аллергия на продукты современныой технологии). Но некоторые все же стремятся и модифицировать своё тело элементами из физического мира «иных» (животных, демонов, эльфов).
Т.е. речь идет, как утверждает Дж. Лейкок, об «альтернативном номосе» (социально-конструктивном мировоззрении), который легитимизирует «альтернативные онтологии» и «альтернативные эпистемологии» с их собственными критериями здравомыслия и безумия [Laycock Joseph P. “We Are Spirits of Another Sort”: Ontological Rebellion and Religious Dimensions of the Otherkin Community // Nova Religio: The Journal of Alternative and Emergent Religions (University of California Press). – 2012. – Vol. 15, No. 3 (February). – P. 65-90].
В экзистенциальном плане данные явления пытаются заполнить рожденный современной цивилизацией всенивилирования традиционных ценностей вакуум смысла и идентичности, придавая существованию индивида осмысленность и упорядочивание.
В культурно-социологическом плане они связаны с характерной для традиционных культур инициатической обрядностью «тайных мужских / женских (воинских, возрастных, мистериальных, танцевальных) сообществ / союзов» (дорийские «спартиаты», ирландские «фении», карпатские «опришки», полинезийские «ареои», меланезийские «сукве» и «дук-дук», камерунское «эгбо», мандинго «мумбо-юмбо», йоруба «огбони» и др.), предлагая человеку посвящение в «инобытие» и тем самым как отделяя от человека его жестокость, порой чрезмерную и неконтролируемую, так и разрешая на время («выпускание пара из котла») другие табуированные действия, объявляя их чем-то чужеродным человеку.
И психологически это весьма понятно: «… У человека … два пути: следовать публичной лжи или альтернативной силе. Но я нашел третий – странную лазейку через секты. Мы брались за руки с братьями с сестрами, планировали захватить весь мир, освободить Вселенную. И это было офигительно. Просто офигительно… Сектантская жизнь предполагает несколько иной уклад, и в какой-то момент ты прекращаешь следовать идеалам, которые задает общество. Тоталитарность зависит от конкретной секты: есть довольно свободные, из которых можно уйти и это никто не заметит. Есть такие, куда ты входишь, и это становится твоей жизнью, и уйти из них – как уйти из жизни… Ты видишь по лицам людей в поезде, в автобусе, что они несчастны, живут как-то не так и сами об этом догадываются. И тут приходят люди с альтернативной картиной мира. И эти люди улыбаются. И ты понимаешь: «Вот оно»…» [Математик Роман Михайлов: «Шизофрения просто хохочет над этим вопросом» (интервью) // Инде. – 2014. – 19.04. – http://inde.io/article/4221-matematik-roman-mihaylov-shizofreniya-prosto-hohochet-nad-etim-voprosom].
Иными словами, «… атомизированные, потерявшие интерес друг к другу люди – вдруг объединяются вместе, сами на себя налагают законы и правила и по доброй воле начинают им следовать. Более того – получают наслаждение! Сам собой в Игре рождается Социум. И это происходит «на пустом месте», помимо каких-то «практических» интересов… Заметим, в игровом сообществе люди связаны отнюдь не любовью и благодушием. В Игре Другой интересен нам как потенциальный противник, как источник иной, противоборствующей нам воли. В Игре человек нам важен и нужен как самостоятельная суверенная личность. Воистину: «Любите врагов ваших!» Задумаемся над этим удивительным фактом: игра порождает сообщество, которое связывают вместе силы, обычно людей разъединяющие: конфликт, противостояние, конкуренция. Фофудьеносная общественность все уши нам прожужжала про коллективизм, «заборность» и необходимость братской любви. А тут – вот она, под боком реальная «соборность», которая основана на конкуренции и противоборстве участников, на их индивидуализме и суверенности» [Корнев С. Игра в невозможное // Иначе. – 2008. – 28.05. – http://www.inache.net/filos/145].
И эти «практики», считают неомарксисты, весьма выгодны современной капиталистической системе: «… Работники эпохи постфордизма должны привносить в производственный процесс весь свой культурный багаж, приобретенный в играх, командных состязаниях, конфликтах, дискуссиях, в занятиях музыкой, через участие в театральных представлениях и проч. Во всех этих занятиях в нерабочее время они развивают в себе живость ума, способность к импровизации и кооперации. Эта их личная сущность на постфордистских предприятиях вовлекается в трудовой процесс и эксплуатируется… Чтобы спасти хотя бы часть своей жизни от тотального утилитарного применения, работники нематериального труда начинают приписывать своим игровым, спортивным, культурным и общественным занятиям, в которых самосоздание является самоцелью, большую важность, чем работе…» [Горц А. Знание, стоимость, капитал: к критике экономики знаний / пер. с нем. // Логос : философско-литературный журнал. – 2007. – № 4 (61). – С. 14, 17; общ. С. 5-63]. И даже видится в этом оптимистическое будущее: «… В капитале знаний заложен зародыш отрицания капитализма и выхода за рамки капитализма, труда как товара и товарных отношений… Экономика знания есть другая экономика – она охватывает все не поддающиеся исчислению и оплате виды труда и отношений, где побудительным мотивом является спонтанная радость от свободного сотрудничества, свободной отдачи и общежития. Из нее возникает способность чувствовать, любить, держаться вместе. Только в этой другой экономике, которая в то же время является инобытием экономики, мы взаимно учим друг друга гуманности и создаем культуру общинного мышления и общинной жизн» [Горц А. Знание, стоимость, капитал: к критике экономики знаний / пер. с нем. // Логос : философско-литературный журнал. – 2007. – № 4 (61). – С. 45; общ. С. 5-63].
Французский социолог Мишель Маффесоли видит в феномене «новых социальных малых групп идентификации» более существенное для цивилизации явление и определяет их как «неотрайбы» – «новые племена». Трайбализация означает возвращение от «общества» к «общности», то есть к коммунитаристским идеалам. Новые общности конституируют новые социальные знания (социемы) – этико-эстетические, мифопоэтические, развивающие органическую солидарность в символическом и коммуникационном измерениях, объективизирующие и рационализирующие (в категориях различия и противопоставлении одного другому) присущий людям инстинкт «стаи» (общности; «бытие-с-другими»). Они сознательно используют мифологизацию («заколдовывание мира», «возвращение божественного социального») и как психологический метод замещения и трансценденции, конструктивный и конструирующий способ преодоления проблемной ситуации семантического шока индивидом, инспирирующий социальное действие, и как путь поведенческой интеграции и самоидентификации общности, метод закрепления и трансляции релевантных смыслов и целей, форму обоснования группового (коллективного) опыта, воплощенную в общезначимых способах действования.
Вот, например, апологетика данной ситуации: «… Итак: если я запросто, по своей воле, могу сменить московскую квартиру с ноутбуком – на скит в тайге, и через неделю уже буду дрова пилить, а потом мне надоест, сбегу из скита, и – к принцессе Анни, во Францию, – то знаете, что из этого следует? А вот что. Это значит, что сообщество, к которому я принадлежу суть исключительно моё индивидуальное творение, произведение моей воли и моих желаний… Для осуществления своих проектов индивидуум, обладающий более сильной волей, чем другие, собирает время от времени всякие сообщества – кто трёх человек, кто миллион. И подчиняет их своей воле… Любое человеческое скопище, любая антропологическая конструкция – всегда, без исключений, – это создание вполне определённой индивидуальности, чьей-то личной воли» [Серебренитский К. Обширное пресериозное письмо Полине // https://www.facebook.com/teladim/posts/1306545209381218]; «… в человеке, каким его формирует новый век, живет несколько людей. Что он состоит из нескольких личностей, я хочу сказать – не путайте с шизофренией. Поскольку в процессе постижения мира ты неизбежно приходишь к выводу, что реальностей – много и они разные. Автономны. Поэтому внутри у тебя формируется некая индивидуальная множественность. Это естественная реакция человека на встречу с новыми реальностями. Только так можно остаться человеком, я хочу сказать. Не сойти с ума от встречи с миром» [Гешелин Е. От несвободы к свободе [интервью с редактором журнала «Новая Юность» Глебом Шульпяковым] // Новая газета. Ex libris. – 2009. – 13.08. – http://www.ng.ru/ng_exlibris/2009-08-13/6_litprocess.html].
Но также есть нечто общее, что объединяет эти «множества идентичностей» – «парианозис»: «… Речь идёт о париях, отчаянно пытающихся обрести идентичность в мире, который они не понимают. До них доходят только обрывки сведений из классической картины мира. Поэтому они (парии) из этих обрывков шьют своё видение реальности заново…. Метод обретения идентичности для парии состоит в предельном огрублении и опошлении мирового пейзажа. Это образ мусорной свалки, где крысы разных пород дерутся за отбросы. Метод объяснения всего должен быть предельно материалистичен. Борьба за ресурсы, делёж нефти, нехватка питьевой воды – как главный двигатель истории, её содержание… В мире парий «господа» – это неправильные лжепаханы, занявшие своё положение в результате несправедливости. Несправедливость однако для париагнозиса не может быть глобальной и фундаментальной. Тогда это был бы уже радикализм! Пария не способен к радикализму, вообще боится любых обобщений. Несправедливость всегда возникает в его мире как результат сговора более ловких крыс. Ротшильды подсуетились, Варбурги и Шифы оседлали какие-то ситуации. В итоге «мы» (парии) вынуждены вставать с колен, скользить и опять падать на них, потому что когда-то очень давно нас обманули. Из этой позиции следует два очень важных политических вывода. Завистливое желание приблизиться к лиге «больших», которые имеют недоступную париям полную картину. Второй же вывод – ненависть к радикалам, которые обладают глобальным пониманием несправедливости, как изначального дефекта бытия. Поэтому пария в поиске идентичности будет всегда предлагать свои жандармские услуги Мировому правительству» [Джемаль Г. «Парианозис» – болезнь века // http://poistine.org/parianozis-bolezn-veka].
В социологической литературе можно встретить понятие «номадизм», где «номады» (букв. «кочевники») – это «новые люди нового мира», ускользающие от жестких структур, детерминизма и бинарных оппозиций, противопоставляющие себя остальному обществу и создающие собственный дискурс, свои символы и ритуалы. Они – концептуальные инноваторы, действующие на принципиально ином поле боя, с другим оружием, с намерениями принципиально иной (нетерриториальной) топологической экспансии [Дацюк С. Ілюзія спокою // http://blogs.pravda.com.ua/authors/datsuk/57440c3cd62b6/]. Например, для стабильных-«транквильных» италиков творцами новых вещей (rerum novarum) были ведущие почти кочевой способ жизни галлы – начиная с открытий в сфере железной металлургии и закончив экспансией почти на территории всей Европы от Гибралтара до Тамани… И только выделив из своей среды таких же инноваторов, как римляне, смогли италики не только бросить вызов номадам кельтов (галлам), но и сделать наследие своей цивилизации более ценным не только в топологии Средиземноморья, но и значительно выйдя за его границы.
В футурологических прогнозах данная система «неотрайбов» рассматривается как основание для созидания такой формы общественного устройства как «Полигосударство (Государство на выбор)». Идея, придуманная Заком Уинерсмитом (кто-то может знать его как автора комиксов Saturday Morning Breakfast Cereal) и описанная им в книге «Polystate: A Thought Experiment in Distributed Government». Полигосударство – это геополитический субъект, в рамках которого может существовать сразу несколько государственных строев, не привязанных к географическим границам. Каждый отдельный человек может выбирать, к какому из этих государств принадлежать. З. Уинерсмит красиво описывает то, как такая система теоретически может работать; примерно, как если бы вы выбирали себе мобильного оператора. Да, вам придётся, скажем, пользоваться общими дорогами с остальными людьми или даже попросту дышать тем же воздухом, что и все, но зато, например, человек сможет не платить налоги за хранение ядерного оружия, борьбу с наркотиками или что-то ещё, что вам не по душе, а жить по законам того мета-государства, которое вас устраивает.
Тем самым происходит «приручение /одомашнивание / заколдование» окружающего мира, создание «зоны комфорта» (в том числе, и психологического), «райского уголка», «хронотопа суверенности» в условиях всенарастающей шизополитики глобализма Власти (Системы). Это «своё место» («теменос») рассматривается как «живое» Сакральное (Священное), «оазис» («остров») в пустыне профанного, которым является весь остальной мир. Угрозы со стороны последнего – лишь поводы и возможности, плюсы и минусы для духовной практики и самореализации [Нечкасов Е. (Askr Svarte). Тезисы традиционалиста // http://zapys.blogspot.com/2015/04/askr-svarte.html].
В эпоху Премодерна трайбы со своими «священными мирами» гибли только под ударами других, более сильных, как в военном, так и идеологическом аспектах (как, например, кельты в большей части Европы под давлением римлян и германцев или христиане Ближнего Востока и Северной Африки и зороастрийцы и манихеи Ирана и Средней Азии под давлением мусульман).
Но в эпоху Постмодерна стоит индивидам передумать, увидеть в иной группе, что она более способствует его успеху, чем нынешняя, или просто потерять свой первоначальный энтузиазм и решительность, – и такой неотрайб со всеми своими коллекциями «сакрального», «теряя актуальность», легко исчезает. По теории Ж. Лакана, личность есть субъект со своими нарративами («историями»), которые в каждый дальнейший момент когут менятся, меняя и структуру идентичности. При этом субъект является производным от общества, поскольку социализация происходит с помощью речи (языка). Якобы индивид является собственно «расщеплённым, децентрированным субъектом», поскольку никогда не может бать тождественен сам себе, ведь уровень несознательного преграждает путь к получению стабильной идентичности [Колесников А.С., Ставцев С.Н. Формы субъективности в философской культуре ХХ века. – СПб. : СПбФО, 2000. – С.76]. Также для Ж. Дерриды человек является «суммой текстов», которые состоят из культурних норм и систем свого времени. Соответственно индивид не может выйти за границы сознания, свойственного данному обществу. М. Фуко провозглашает вообще «смерть субъекта», указывая, что за маской самоидентификации кроется «множественность» взаимно пересекающихся и взаимоповелевающих «систем», «неисчислимость душ», в каждой из которых есть свой нарратив («история»), состоящий из сложной системы элементов [Постмодернизм. Энциклопедия / Сост. : А.А. Грицанов, М.А. Можейко. – Минск : Интерпресссервис-Книжный Дом, 2001. – С.776.].
Исходя из этого можно сделать вывод, что иллюзорной является надежда на то, что постмодернистский «… Абсолютный человек, легко и свободно перемещающийся между относительными традициями, так же легко и свободно может выйти и из всей их глобальной суммы, то есть может стать богочеловеком – сыном Богу и братом Христу» [Onomatodox. Re: Абсолютная мифология // http://intertraditionale.kabb.ru/viewtopic.php?f=8&t=10293&sid=e079e8f6255719d01358a27b7d37dfb8#p69556]. В действительности, «Абсолютный человек» превращается в рыхлую субстанцию Здесь-Бытия…
С гибелью неотрайбов начинают разрушаться и те социальные структуры, которые образованы из множества «новых групп», расположенных в строгом порядке относительно друг друга. Если ранее последнее позволяло избежать или смягчить сильное воздействие Власти (Системы), то теперь каждая группа и каждый индивид (как находящийся в ней участник, так и оставшийся вне группы) становятся все более уязвимыми.
Вместе с исчезновением общности (неотрайба) рассеивается и тот «мир смыслов», который для него ранее был важен. На смену приходит новый, иногда являющийся лишь модификацией предыдущего, иногда – его полной противоположностью…
Тем самым есть все основания соотносить данное явление с апокалиптической «тайной беззакония» («мистерией аномии»), когда «… есть состояние, в котором большинство людей находятся вне общества, не участвуют ни в каких поддерживающих социальность структурах и связях. Закон не регулирует подлинные общественные отношения, а эти отношения, в свою очередь, никак не согласуют себя с законом. В аномическом обществе нормой является «девиация», отклонение…» [Холмогоров Е. Политическая эсхатология // http://www.mesoeurasia.org/archives/17927].
В сравнении с тем, что рождают откровенные ситуации «у черты» (войны, смерти, трагедии, катастрофы), на которые реакции у общества выработаны многовековой традицией, то соответствующие эпохе Постмодерна связанные с существованием и исчезновением «неотрайбов» нивелирование ценностей, анархо-нигилизм, расщепление и разлипание смыслов и пониманий рождают в обществе как Системе еще большую неуверенность как в экзистенциальной реальности («здесь-и-теперь»), так и в бытии мира как такового. Иногда эта неуверенность превращается в самый настоящий Ужас – то изначальное, первобытное чувство, которое тоталитарно и абсолютно давлело над всем человеческим.
Комментариев нет:
Отправить комментарий